Бездуховность. Эпоха революций и народных масс 1789–1991 гг., т. е. эпоха институциально довольно неразвитого общества, прошла. Но наступила эпоха не мечтательного, приподнятого чувства, которую предвкушал романтизм, а эра приземленного расчета. Раньше люди боролись за каким-то образом понимаемые ими социальные идеалы (свобода, равенство, братство, справедливость), могущие претвориться в будущем. Теперь они борются за каким-то образом понимаемое эгоистическое выживание в настоящем. Смена векторов вовлечения и участия детерминировала крутой ценностный поворот от отрешенных идей (фантомов) к профанному быту (фактам). Святые оказались развенчанными, идолы разбитыми.
Избавление от плена духовного привело к рабству материальному.
Голодарь Кафки, не находя пищи по вкусу, голодает. В современном мир-системном ядре жизнь «до отвала» влечет вкусовую пресыщенность, а значит, внутреннюю опустошенность. Последняя, порождая интенцию уйти от себя, усиливает рост потребления. Возникает замкнутый круг. Поставляющее общество навевает пресыщение; пресыщение — опустошение; опустошение — наращивание потребления.
Некогда Эйнштейн задумывался над тем, что если изгнать из храма науки «торговцев и менял», будет почти пусто. При продумывании схожей проблемы в отношении общества ловишь себя на мысли: если изгнать из культуры агентов консъюмерации, практически никого не останется. Перефразируя Толстого, можно сказать: теперь успех (не хочется говорить так, но ничего не остается) в культуре достигается только глупостью и наглостью, равно как в жизни — ренегатством и конформизмом.
Включенность в потребительство дает ощущение упорядоченности, стабильности мира, как бы источающем комфортность. Плата за это — прагматика, функциональность. Человек, как мотылек, перелетает с цветка на цветок в стремлении извлечь немного нектара. Процесс захватывает. Прагматические комплексы обеспеченности подавляют самосовершенствование, экзистенциальный рост. Значение культурных, духовных критериев снижается. Отмечается ослабление гуманитарных способностей — воображения, внимания, мысли, но усиливается стадное чувство, ориентирующее на косность, консерватизм, бестворчество.
В устанавливаемых отношениях, требующих все более ничтожной доли души, — признак вселенской гуманитарной катастрофы, в борьбе с которой несомненно окажется востребованным богатый отечественный опыт духовных исканий от толстовского опрощения, до положительного всеединства (Соловьев), общего дела (Федоров), соборности как единства веры и любви (славянофилы). Верно, данные духоподъемные комплексы лишены макросоциологической проекции, но имеют проекции культурную и персональную.
Стало быть, они способны сыграть непреходящую роль в возвышении над жизненной прозой, в великом действе возрождения человечности.